Прикладная наука: об управлении, кадрах и ответственности
На парламентских слушаниях, организованных думской комиссией по развитию ОПК и Экспертным советом по научно-технологическому развитию и прикладной науке, обсуждались законодательные аспекты, связанные с развитием прикладной науки (см. публикацию profiok.com от 5.04.2019).
Как показала дискуссия, экспертов волнует не только несовершенство правовой базы, регулирующей вопросы научно-технического развития. Выступающие говорили также о необходимости стратегического управления развитием технологий, ответственности прикладной науки перед производством и задачах системы образования по подготовке специалистов, способных совершить прорыв. Подробности – в материале profiok.com.
Когда в товарищах согласья нет…
На всех уровнях провозглашается тезис о том, что для достижения технологического прорыва нужно объединить усилия академической науки, высшей школы и прикладных институтов. К сожалению, именно это пока не получается: даже из прозвучавших на слушаниях докладов было видно, что чиновники, промышленники и учёные говорят если уж не на разных языках, то точно о разном.
Генеральный конструктор АО «КРЭТ» и Раменского приборостроительного конструкторского бюро Гиви Джанжгава рассказал о своём разговоре с проректором одного из технических вузов, который состоялся на недавнем заседании Научно-технического совета Военно-промышленной комиссии РФ. Этот проректор посетовал, что вуз испытывает трудности с подбором тем для диссертационных работ своих аспирантов. «Так приходи ко мне, я тебе темы на пять лет вперёд напишу!» – ответил ему Гиви Джанжгава.
Этот пример говорит о том, что в вузах уже сегодня есть квалифицированные кадры, которые просто не имеют доступа к задачам, важным для реального сектора экономики. «Каждый живёт в своём мире!», – заключил Гиви Джанжгава, добавив, что предприятиям и конструкторским бюро нужны не просто образованные кадры, а ведущие специалисты и главные конструкторы. Ждать, когда такие кадры вырастут из сегодняшних студентов, – не самое лучшее решение, поскольку до этого времени пройдёт 10, а то и 15 лет. Значит, нужно активнее вовлекать в решение производственных задач вузовских преподавателей и аспирантов.
Отметим, что к подготовке специалистов вузами у представителей реального сектора есть немало претензий. И дело даже не в том, что содержание тех или иных предметов не обновляется годами. Всё ещё хуже: целый ряд важнейших областей знаний вузовские программы не затрагивают в принципе.
Академик РАН, зампред Союза машиностроителей России Борис Алёшин показал это на примере авиации. По его словам, студенты, получающие специальность в сфере авиастроения, не имеют ни малейшего представления об экономической составляющей отрасли. Им не рассказывают, что такое позиционирование продукта, не учат получать субсидии, регистрировать самолёт, получать сертификаты и так далее.
«Самолёт предназначен для перевозки пассажиров и грузов, но мир авиации – это сервисы! – утверждает Алёшин. – Специалисту в сфере авиастроения нужны знания об обслуживании воздушных судов в разных фазах их жизненного цикла, об аэропортах и аэродромах, заправках, различных стандартах и нормах безопасности, в том числе международных, о беспилотниках и юридических аспектах их перемещения в воздушном пространстве. «Ничему этому детей не учат, и почерпнуть эти знания им негде», – констатировал Борис Алёшин.
Гендиректор Научно-исследовательского центра «Институт им. Н.Е. Жуковского» Андрей Дутов считает, что создание научно-образовательных центров (НОЦ) в рамках национального проекта «Наука» рассчитано на взаимодействие вузов, скорее, с академической наукой, чем с прикладной.
Эксперт напомнил о совещании по созданию НОЦ, которое проводил в МАИ вице-премьер Юрий Борисов. Речь шла о том, что нужно создавать центры, где будет происходить сближение вуза с реальным производством. «Мы с Михаилом Погосяном (ректор МАИ – прим. profiok.com) пытались объяснить: о каком ещё сближении производства с вузом может идти речь, если в МАИ преподают 63 сотрудника ЦАГИ? Куда ближе, если всё руководство отрасли заведует кафедрами в МАИ?»
По мнению Андрея Дутова, профильные вузы и так плотно интегрированы с промышленностью. Например, большинство важных лабораторных работ в МАИ делается на экспериментальных установках прикладной науки. Выходит, всё, что Минобрнауки планирует делать в рамках создания научно-образовательных центров, не имеет отношения к прикладной науке и производству.
Между тем финансировать новые научно-образовательные центры Минобрнауки собирается как раз за счёт реального сектора. Об этом на слушаниях сообщил директор департамента государственной научной и научно-технической политики Минобрнауки Михаил Романовский. Остаётся только надеяться, что эти процессы действительно запустятся. Конечно, все научные центры не могут и не должны быть государственными, однако в США и европейских странах ключевые научные центры всё же финансируются государством. Пример – NASA.
«Как бы министерство ни называлось – министерство науки, образования или высшей школы – оно будет объединять науку и высшую школу, а не промышленность и научные работы в отраслевых ведомствах», – признал Борис Алёшин.
По мнению учёного, вузы, задавленные бюрократическими процедурами и потоками документов, даже если это электронные, а не бумажные документы, просто физически не могут стать драйверами развития науки. «Я двадцать лет заведую кафедрой в МАИ, и могу сказать, что такой бюрократии, как сегодня, никогда не было, – заявил Алёшин представителю Минобрнауки. – Какая наука?! Вы бюрократией задушили вузы, они практически не ведут серьёзных научных исследований. Если даже и есть где-то искра Божья, она не может создать критической массы».
Борис Алёшин также выразил недоумение по поводу реформы в Физтехе, по результатам которой вместо факультетов появились так называемые научные школы, при этом в названии ни одной из них не упоминается авиация. «Космос вышел из авиации, а не появился сам собой», – напомнил учёный.
Словом, площадка, предоставленная Госдумой, стала едва ли не единственной возможностью для представителей разных точек зрения на развитие науки прийти к какому-либо консенсусу. Возможно, за счёт появившихся по результатам инициатив представители промышленности, науки и федеральных органов исполнительной власти начнут лучше понимать друг друга и начнут двигаться навстречу долгожданному технологическому прорыву.
Для чего нужен интегратор?
«Мы говорим о механизмах прорыва, но пока не определились в сути», – сформулировал проблему академик Борис Алёшин. По его словам, конкурентным преимуществом России не может быть ни человеческий ресурс (нас слишком мало), ни производительность труда (при нашем уровне потребления этот фактор не работает). Выходит, рост ВВП можно обеспечить только за счёт того, что мы будем умнее и изобретательнее своих конкурентов.
Закон о науке, по мнению учёного, нужно строить вокруг понимания, как можно использовать имеющийся ресурс в виде советских и некоторых постсоветских достижений. Определив основную цель, следует определить, кто именно может осуществить этот вклад в научно-технологическое развитие страны.
Если с организацией вузовской науки, как было сказано выше, всё очень и очень непросто, может быть, можно рассчитывать на прикладные институты?
К сожалению, в соответствии с действующим законодательством ни один профильный министр не отвечает за развитие прикладной науки. Министерству могут подчиняться подведомственные ФГУПы в виде научных центров или прикладных институтов, но формально ведомства отвечают только за НИОКР, а не за НИР, то есть несут ответственность только за разработки, а не за исследования.
Открывая слушания, председатель думской комиссии по правовому обеспечению ОПК, президент Лиги содействия оборонным предприятиям Владимир Гутенёв привёл следующие цифры: на финансирование гражданской науки в этом году предполагается выделение 408 млрд рублей, из которых около 180 млрд рублей пойдут на фундаментальные исследования, 228,7 млрд рублей – на прикладные. «В отраслевые министерства попадёт две трети средств, а за науку они не отвечают, как же так?» – удивился Борис Алёшин, предложив ввести ответственность профильных ведомств за проведение прикладных исследований.
Борис Алёшин убеждён, что приступать к опытно-конструкторским разработкам (ОКР) можно лишь тогда, когда выполнены НИР. Такой подход значительно снижает риски для бизнеса при последующей организации ОКР и промышленного производства. Если конструктор стремится «проскочить» фазу НИР и сразу приступает к ОКР, работы начинаются без должного уровня готовности технологий. Результат – бесконечные переносы сроков, выход за рамки утверждённого финансирования и так далее.
«Крыло для МС-21 разрабатывается семь лет, из которых пять мы на ОКРе, – привёл пример Борис Алёшин. – И до сих пор мы не получили типовой конструкции, потому что нет материала, технологии, окончательных решений по облику изделия».
Учёный подчёркивает: конечный результат прикладных разработок в данном случае – это не создание нового «модного» материала, а типовая конструкция, обладающая повышенной прочностью и лёгкостью, позволяющая создать крыло большого удлинения и обеспечить лучшие показатели по аэродинамике.
Теме ответственности было посвящено и выступление научного руководителя ФГУП «ГосНИИАС», академика РАН Евгения Федосова. Евгений Александрович возглавлял ГосНИИАС (Институт авиационных систем – прим. profiok.com) на протяжении трёх с лишним десятков лет, с 1970 по 2001 год, и при его непосредственном участии были разработаны комплексы вооружения и управления практически всех советских и российских боевых самолётов, вертолётов и ракет.
Учёный подтвердил, что представители промышленности и конструкторы по понятным причинам хотят поскорее выйти на финишные операции и по возможности «проскочить» какие-то технологические этапы. Но именно на этих этапах закладывается база, и именно авторы прикладных исследований должны нести ответственность за качество финального изделия.
«Когда выяснилось, что самолёт Як-28 с прицелом УБ-16 не попадает не только в цель, но и в полигон, за это отвечал я, а не те, кто конструировал прицел, – напомнил Евгений Федосов. – Когда на МиГ-23 применили алюминиево-литиевый сплав, созданный ВИАМ, и на серийных машинах начали трещать крылья, за это отвечал директор ЦАГИ, где проходили прочностные испытания».
Сегодня в погоне за оптимизацией интегрированные структуры часто принимают решение о переходе к ОКР сами, без заключения прикладных институтов. По мнению учёного, такой подход недопустим: на всех этапах опытного строительства должны быть получены заключения отраслевых институтов, которые будут нести ответственность перед производством и промышленностью. И это – не прихоть учёных, а требование технологии разработки.
Словом, учёные выступают за системный подход к развитию прикладной науки. Постановка цели, декомпозиция задачи, выделение ответственных, определение последовательности работ, чёткая фиксация функционала научных учреждений – казалось бы, очевидные, но пока, увы, существующие лишь в мечтах шаги. А ведь логично было бы ввести персональную ответственность не только в отдельно взятых отраслях, но и на государственном уровне!
По мнению Владимира Гутенёва, сегментирование отраслевой науки, отсутствие единой стратегии её развития не только снижает эффективность расходования бюджетных средств, но и увеличивает наше отставание от конкурентов. «Нужно комплексное решение в рамках единой технологической политики, – убеждён парламентарий. – Обязательно нужен интегратор, который поможет встроить отдельные сегменты в общее решение».
Как будет выглядеть этот интегратор – вопрос пока дискуссионный. Ряд экспертов выступает за создание отдельного органа, который координировал бы научные исследования и разработки в сфере высоких технологий и национальной безопасности. Ряд задач по научно-методическому руководству деятельностью ведущих научных организаций и вузов уже возложены на РАН. Владимир Гутенёв считает, что создание специального органа – избыточное решение и что министерство науки и высшего образования после прихода туда команды Михаила Котюкова вполне в состоянии справиться с этой задачей, стоит лишь преодолеть «инерционность ранее принятых решений».
Как бы то ни было, обсуждение нового закона о науке будет продолжаться, и экспертные мнения будут высказаны ещё не раз. Но уже сегодня можно рассчитывать, что одной из важных характеристик нового закона станет персональная ответственность представителей отраслевых министерств за результаты деятельности подведомственных организаций прикладной науки. Вероятно, это заметно прибавит осознанности в выборе векторов развития технологий и ускорит формирование научно-технического задела.
Фото: пресс-служба ЦЭРС